Не в интересах истины, а в интересах правды

В хороших образовательных системах учителям помогают искать талантливых учеников и творчески с ними работать, в плохих — педагоги рассчитывают только на собственную смекалку и настойчивость. 

Декабрь. Пермь. Пересечение улиц Боровая — Гатчинская. Два старшеклассника спорят о том, как именно нужно решать математическую задачу. Три минуты назад в автобусе была подобная дискуссия, но по физике. Ее участники так были увлечены поиском правильной формулы, что проехали свою остановку. Я не удивлен: предупреждали, что в радиусе пятисот метров от 146-й школы — это обычное явление. Учебное заведение занимает первое место в Пермском крае по количеству стобалльников по ЕГЭ. В школьной копилке — свыше сотни дипломов, полученных на всероссийских олимпиадах, и шесть медалей — на международных. В числе выпускников с десяток докторов наук, а уж кандидатские диссертации защищает едва ли не каждый второй. 

146-я была основана в 1994 году командой энтузиастов и стала третьей в краевом центре физматшколой. В отличие от двух других, набор учеников здесь проводится с 7-го класса. Принципиальную позицию — склонности к точным наукам у детей появляются к 13 — 15 годам — группа учителей-единомышленников отстаивала, еще когда работала в 9-й физико-математической школе имени А.С. Пушкина. Там и сформировался костяк будущей 146-й. Ее основатель и первый директор Александр Корзняков пару месяцев назад стал народным учителем РФ. Ученики за мудрость называют его Каа. Сам он любит говорить, что нельзя ставить знак равенства между умом и способностями к математике: «Многие талантливые математики совершенно не приспособлены к жизни, в то же время люди, не знающие эту науку, могут быть очень умными в житейском плане». 

Александр Корзняков рассказал «Э-У», как искать и учить одаренных детей, преодолевая препятствия, возведенные отечественной образовательной системой. 

— Александр Алексеевич, с трудом верится, что в России обыкновенный учитель может школу самостоятельно создать. Что для этого нужно сделать? Пойти в городской отдел образования? Они должны здание предоставить?

— Никто ничего никому не должен. Идею создать такое учебное заведение, куда целенаправленно отбирались бы дети, которым точные науки нравятся и хорошо даются, принадлежит целому коллективу педагогов — это 10 — 12 человек. Мы ее долго еще в «девятке» вынашивали. За моей спиной всегда стояла команда, которая понимала, что и как нужно делать. Пробивали эту инициативу очень тяжело. Спорили с директрисой: ну невозможно с первого класса разглядеть — есть у ребенка талант к точным наукам или нет. Школа, принимая детей, берет на себя некоторые обязательства. А как их реализовать, если потом вдруг оказывается, что школьнику противно заниматься математикой и физикой. Таких детей довольно много, а мы вынуждены, учитывая специализацию, делать упор именно на эти предметы. Через силу пичкать знаниями, вызывая чувство отвращения. В ответ мы слышали, что поднять возрастную планку приема невозможно, что сюда приходят лучшие и т.д. В определенный момент пришло понимание, что работать, как ты хочешь, получится, если самим создать школу. 

— И возглавить ее. 

— Я на пост директора не рвался, это общее решение. Пришлось всем пожертвовать и стать администратором. Только в сентябре этого года я оставил должность. Позвал возглавить школу Юрия Айдарова, нашего выпускника 2006 года. Наконец-то я занимаюсь только тем, что учу детей. 

В 94-м такого выбора не было. Создать школу помогали очень многие люди, которые в разное время учились у нас. Мы и сейчас во многом опираемся на выпускников. Когда я был моложе, считал, что мы должны каждому, кто закончил школу, повязать галстук, как в Гарварде. Они бы потом по этим галстукам друг друга узнавали и помогали бы в разных ситуациях. Идея осталась нереализованной, но выпускникам это не мешает общаться. У меня есть много примеров, когда незнакомые между собой бывшие ученики поддерживают друг друга, в том числе за границей. Я этим очень горжусь.

Воздух чист, и в голову лезут умные мысли

— Первое здание школы точно не было похоже на Гарвард.

— Нам выделили заброшенный детский сад, который каким-то чудом удалось приспособить под учебу. Сначала было 100 учеников, теперь более 400. В нынешнем здании мы лет пять. Чиновникам деваться было некуда — успехи школы были настолько колоссальными, что на нас все время приезжали из-за границы посмотреть. Помню, одна дама из делегации США заявила, что если бы у них была такая школа, они не только бы здание большое дали, а еще во дворе два научных института построили бы, чтобы исследовать, что в этой школе творится. Я не могу сказать, что это уникальная школа, многие учебные заведения работают по подобным схемам — «девятка» в Екатеринбурге, школа № 239 в Санкт-Петербурге — это серьезный научный центр, там работает питерское отделение математического общества. Это и школа № 57 в Москве, 31-я школа в Челябинске. Таких много. Может, нам чуть легче, все-таки набираем детей постарше. 

— Как работает система отбора? На конкурсной основе все происходит? 

— Если бы мы надеялись только на то, что собрали много детей и провели некие тесты, вряд ли получали бы результат. Есть система отслеживания детей с более раннего возраста — работает школа юных математиков, причем детей в ней учится больше, чем в самой школе. Большая часть набора осуществляется из этих юных математиков, за которыми мы наблюдаем в течение длительного времени. Таким образом, мы в большей степени себя защищаем от разного рода ошибок. 

Школа также проводит свои специфические олимпиады по математике, физике, на которых тоже проявляются таланты. Заключительный отбор довольно простой, мы его проводим в два тура. На первый — приходят все желающие, это обычная контрольная работа. Если ребенок с ней совсем не справляется, мы не допускаем его до второго этапа. Во время второго тура проходит устное собеседование. Его проводят два-три учителя, чтобы оценка была объективнее. Неважно, сколько ребенок задач решит, важно, как он при этом рассуждает. Был у нас такой ученик Алексей Вахов. Он к окончанию школы стал членом сборной России по физике, а в 2001 году получил золотую медаль на международной олимпиаде по физике в Лондоне. Его мама привела в школу, когда мест уже не осталось. 

Я ей несколько раз отказывал, но она, слава богу, оказалась настойчивой. В конце концов, чтобы доказать, что ребенок ни на что не способен, я выдал ему несколько задач, которые кажутся очень сложными, но на деле решаются буквально в два предложения. С Лешей этот номер не прошел, он, может, коряво, но быстро выдавал правильное решение. После третьего упражнения я сказал, чтобы они немедленно принесли документы. Не у всех так ярко проявляются способности. Поэтому мы, например, проводим пятидневный краевой турнир юных математиков. Из деревень приезжают совершенно неграмотные дети, они на глазах начинают меняться, уезжают совсем другими. Такие профильные лагеря становится проводить все труднее, в том числе из-за проблем с финансированием. Чтобы организовать такое мероприятие, надо выиграть конкурс. Были анекдотические ситуации, когда в конкурсах принимали участие оздоровительные лагеря, а они сами организуют питание, у них свои корпуса, и, естественно, они выставляют цену меньше. Но когда доходит до сути — обучения детей математике и физике — они говорят: «Пригла?сим кого-нибудь». Победить в таких конкурсах можно только в том случае, если в условиях будет четко прописано, что вести занятия должны учителя, подготовившие победителей международных и российских олимпиад. 

— В прошлом году президент РФ утвердил Концепцию общенациональной системы выявления и развития молодых талантов. Вы как-либо руководствуетесь этим документом? 

— В этом нет необходимости. Среди наших преподавателей несколько человек закончили московскую школу-интернат А.Н. Колмогорова (СУНЦ МГУ). Того самого Колмогорова, который активно занимался развитием одаренных детей. Они по себе знают, что это такое. Еще когда мы разрабатывали концепцию школы, мы уже тогда вложили в нее принципы, которые Андрей Николаевич закладывал в систему поиска и развития одаренных детей. Концепция для нас ничего не изменила. 

— Изначально вы планировали набирать детей в 8 — 9 классы. Почему планка опустилась до 7-го класса?  

— Падение общего уровня образования, к сожалению, приводит к тому, что дети к нам приходят как чистый лист. За оставшееся время мы не успеваем привести их в то состояние, в которое планировали. Много раз учителя поднимали вопрос, чтобы еще ниже опустить возрастной барьер, но я стеной стоял. Иначе мы постепенно пришли бы к первому классу. А даже в 7-м точно определить, к чему ребенок склонен, непросто. Кроме того, мы сталкиваемся с тем, что в этом возрасте детей на довольно приличном уровне патронируют родители. Часто именно они хотят втолкнуть своих чад в хорошую школу. Они знают, что на выходе получат поступление в тот вуз, о котором, вероятно, когда-то мечтали сами. То есть вместо детей решают родители. Потом они же искренне удивляются, почему у их сына или дочери что-то не получается.

Настоящая жизнь пролетела мимо

— Что делать, если ребенок недотягивает до нужного уровня, но понятно это стало уже во время учебы? 

— Это не трагедия. Есть правило — не трогать ребенка, пока он не закончит 9-й класс. Если мы ошиблись, пытаемся объяснить это и школьнику, и родителям. Таких детей немного. В параллели три класса — это 90 человек, после 9-го уходят трое-четверо. Притом что знания по математике у них приличные. Много случаев, когда они уходили в другие школы и заканчивали их с отличием. Конечно, кто-то обижается. Но мы же не потому с человеком расстаемся, что учить не хотим, а потому что ему тяжело даются именно эти предметы. А мы пичкаем его математикой. Я родителям всегда говорю: «Вы любите своего ребенка, зачем его мучить». А мне в ответ: «Мой ребенок — дурак». При чем здесь дурак, он может умнейший человек, просто у него нет способностей к конкретным наукам. Но если родители настаивают, чтобы мы его оставили, деваться некуда, есть закон, мы не можем заставить его уйти. 

— Как меняется роль родителей в образовательном процессе?

— Они стали меньше обращать внимания на детей. Приходится много работать, надо содержать семью — этот аргумент родители приводят чаще остальных. Кто-то считает, что отдал ребенка в руки профессионалов, они там все проблемы решат. Нет, не решат. Ввели электронные дневники. Теперь родители считают, что если залезли в интернет, значит, уже занялись воспитанием чада. Запомните: вы никогда не узнаете о проблемах сына или дочери без живого общения с учителями. 

— До конца третьего класса родителям хватит знаний, чтобы понять, насколько он успешно учится по тому или иному предмету. Дальше тяжелее, не хватает терпения учебники смотреть и помогать с выполнением домашнего задания. 

— Учить детей — наша функция. Родитель должен быть в курсе того, что происходит с ребенком. Его главная роль — воспитательная. Учебники читать бессмысленно, тем более они постоянно меняются, хороших — очень мало. Я уже молчу про фактические ошибки.  

— По каким учебникам ваши ученики занимаются?

— Если откровенно, то некие учебники мы выдаем, но большинство учителей опираются на собственные материалы. Они настоящие профессионалы. Мы очень жестко подходили к отбору педагогов. Смотрели, как они в школе учились и вузе. Многие из них имеют не педагогическое, а университетское образование.

Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья?

— Чем вам педагогические вузы не угодили? 

— Я не хотел сказать, что человек, получивший диплом педагога, ни к чему не годен. Совершенно не так. Нам проще дать педагогические методики, тем, кто уже в совершенстве владеет знаниями, кто способен заворожить юную аудиторию. Сложнее привить любовь к предмету, тем, кто плохо его знает, кому он не интересен, пусть он и владеет различными педагогическими методиками. В дореволюционной России, например, учителями в гимназиях могли стать только те выпускники университета, которые за особое прилежание и успехи заслужили запись «с правом преподавания в гимназии». 

— Учителя, с которыми вы основали школу, еще здесь работают? 

— За исключением одного человека. Но это скорее плохо, чем хорошо. Не подумайте, я ни от кого не хочу избавиться. Проблема в том, что мы не молодеем. Тогда, в 94-м, нам было около 40 лет, а сейчас 60. Найти замену очень сложно. Смену поколений я начал еще года три назад, эту работу завершит уже новый директор. Поэтому я и пригласил нашего выпускника на пост руководителя, он знает, что и как устроено в школе. С радостью скажу, что мы начали набирать учителей по нашим профильным предметам, опять-таки из числа выпускников.

— Как вы убеждали людей идти работать в школу? Статус профессии падает. Материальное положение учителей ни у кого зависти не вызывает. 

— Во-первых, у нас всегда был повышенный подушевой норматив, то есть зарплата чуть больше, чем в других школах. Во-вторых, у нас преподавали профессионалы такого класса, что без проблем могли заработать на стороне, а здесь они просто получали удовольствие. 

Статус профессии действительно снижается. Учитель стал второстепенным человеком даже на селе, чего быть не должно. У нас всегда деревенская культура жила школой. Сейчас мы активно укрупняем учебные заведения, чтобы экономить ресурсы. При этом целые поселки остаются без школ. Еще вопрос, насколько дешевле закупать парк автобусов для доставки учеников в соседние населенные пункты и поддерживать дороги в хорошем состоянии. Есть мнения, что проблемы в образовании можно решить лишь кратным ростом зарплаты. Категорически не согласен. Может, желающих работать и станет больше, но как понять, есть ли у них призвание учить детей. В том же Китае, с которым мы пытаемся конкурировать на математических олимпиадах, с учениками работают лучшие педагоги. Впрочем, там еще 20 лет назад учитель получал зарплату в два раза больше, чем в среднем по промышленности.

Говорить так о стропилах — все равно, что утверждать, будто бы виолончель рожает детей

— Значит, не только поэтому они олимпиады выигрывают. Есть другие причины?

— Я разбирался в них. Когда они резко начали собирать все награды, я полетел в Китай, чтобы на месте посмотреть, что и как у них происходит. Оказалось, что на весь Китай, то есть на 1,5 млрд населения, у них всего две математические школы — в Пекине и Шэньяне. Представляете, какой отбор нужно пройти, чтобы туда попасть. Методика обучения — это методика подготовки спортсменов — заниматься только точными науками. Не выдерживаешь, тебя отбрасывают: это не проблема, если кандидатов много. В итоге получается совершенная команда. Впрочем, из опыта могу сказать, что далеко не всегда из выдающихся олимпийцев по математике и физике вырастают ученые и наоборот. 

— Какие международные состязания по математике самые известные и актуальные?

— Конечно, это международная олимпиада по математике. Каждый год она проводится в разных странах, от Англии до Вьетнама. Это единственная официальная олимпиада. Чтобы попасть на нее, нужно выиграть всероссийскую олимпиаду, которая проводится в несколько этапов — школьный, районный, региональный, федеральный. В нашей школе дважды проводились заключительные этапы олимпиад по физике и информатике. За 19 лет ученики 146-й взяли шесть медалей на международных олимпиадах, из них три золотые. Вроде немного, но больше, чем все вместе взятые остальные школы Пермского края. 

Иногда я читаю в СМИ, что некая школа разом взяла десять медалей на международной олимпиаде. Это полнейшая ерунда. В официальных соревнованиях принимают участие не более пяти представителей одного государства. О каких десяти медалях для одной школы можно говорить. Подобные олимпиады также проводятся по физике, химии, биологии и информатике. В последнее время к ним добавилась еще и география. На мой взгляд, формат олимпиады в большей степени подходит именно для математики. От всех остальных наук она отличается тем, что при достаточно малых фактических знаниях можно строить логические структуры очень высокой сложности. Это позволяет составлять задачи, которые в состоянии школьники решать. То же самое можно сказать и об информатике, по сути, это дочерняя наука. Когда проводят олимпиады по гуманитарным дисциплинам, мне непонятно, что мы должны проверять. Знание произведений? А если ты что-то не прочитал, то у тебя нет способностей к литературе? В гуманитарных дисциплинах на этапе подведения итогов оценка всегда будет субъективной, даже историю можно трактовать по-разному — нравится или не нравится. В математике все понятно — решил ты задачу или нет.

Не задумывайтесь. Молчите. И не забывайте надувать щеки

— Как и при сдаче ЕГЭ. Насколько этот инструмент совершенен для оценки выпускника? 

— Есть моменты, которые мне очень нравятся. Например, что это действительно единый экзамен. Ко всем ученикам предъявляются одинаковые требования. Раньше в некоторых школах штамповали медалистов, а они проваливались на первом вступительном экзамене. Сейчас задания и условия их выполнения одинаковые. Это в идеале! На самом деле мы наблюдаем за колоссальной утечкой информации. Страдают честные и трудолюбивые дети, которые готовились, а не списывали. Страдает сама идея, изначально неплохая, из-за безобразной реализации. Более того, мне кажется, что когда Минобр РФ подводит итоги ЕГЭ-кампании, он стыдливо умалчивает о реальных масштабах утечки данных. Девятиклассники сдавали экзамены, так мне на флешке задания дней за пять принесли. Думал, «липа», после экзамена проверил, правда. 

— В следующем году в разных часовых поясах будут разные задания. 

— Это необходимо делать. Но сможем ли мы употреблять в отношении экзамена определение — «единый». Понятно, что будут составлять равносложные варианты, но все же это не одно и то же. 

— В школе высокие баллы по ЕГЭ?

— Да. Половина выпускников поступают в московские и питерские вузы. У нас каждый год есть стобалльники. 

— По математике?

— И по русскому языку тоже. Я считаю, что способности к математике очень даже коррелируют с лингвистическими способностями. У нас была очень солидная программа по английскому языку. Но пришлось сокращать часы, потому что часто в базисный учебный план вводятся новые обязательные предметы — экология, рисование, музыка. Кстати, математические способности хорошо коррелируют и с музыкальными способностями: 60% наших учеников заканчивают музыкальные школы. Для чего им эти уроки музыки? А сейчас вводят религиоведение. Как его вести в школе? Это серьезнейшая тема! К тому же вопросы духовного воспитания — это обязанность родителей. Мы хотим все объять, не разобравшись, а надо ли это делать. Сегодня самая большая проблема — содержание образования. Какие именно предметы должен учить школьник, в каком именно объеме — этими вопросами давно серьезно не занимались, а стоило бы. Оппоненты могут возразить, что есть школьный компонент, а я скажу, что никакого компонента не осталось. 

— С начала этого учебного года начал работать новый закон об образовании. Вы читали его? 

— Я даже пытался отслеживать все изменения, которым он подвергался в ходе длительного обсуждения. Потом понял, что без юридических справочников не обойтись. Любой закон должен быть коротким и охватывать только самые общие положения. Детали — в подзаконные акты, их и менять проще, чем нормативные. Самый большой недостаток закона — отсутствие целостности. 

— Почему в стране падает общий уровень образования? 

— Это сложный вопрос — можно говорить о снижении общего уровня. Люди не умеют грамотно писать, но при этом гораздо больше людей стали говорить на иностранных языках. Еще лет 35 назад мы не могли подумать, что кто-то сможет сделать некую программу на компьютере, кроме программистов, конечно. Сейчас полно грамотных пользователей. Поэтому говорить, что вообще все упало, абсолютно неправильно. Черт побери, ведь за счет кого-то идет прогресс! Значит, есть умные люди! Некоторые навыки утрачены, зато сколько появилось новых. Меняются способы получения информации, хоть интернет возьмите. Я им начал пользоваться, когда его еще и в России не было. Но надо уметь отбирать достоверную информацию. Я не против и новых технологий в обучении, но я за то, чтобы они внедрялись продуманно. Например, дистанционное обучение — это очень интересный инструмент развития человека, но с его помощью научить чему-то серьезному невозможно. Нельзя не читать книги. Я очень любил во время урока к месту, конечно, вставлять фразы из произведений Ильфа и Петрова. И раньше все понимали, о чем идет речь. Сейчас вряд ли. Дай бог, если фильм смотрели.

В студентах чувствовалось превосходство зрителя перед конферансье

— Наверное, другие ассоциативные ряды появились. 

— Есть вещи, которые мы используем в математике, когда говорим об основных принципах. Но это тоже старые приемы. Например, все понимают, что значит вылить воду из чайника. В 60-е годы вышла такая книжка «Физики шутят». А физики с математиками всегда были антагонистами, друг над другом подшучивали, хотя и понимали, что друг без друга им не обойтись. В этой книге была интересная задача: есть газовая плита, спички, вода и чайник, нужно вскипятить воду. Ее одинаково решают и математики, и физики — наливают воду в чайник, зажигают огонь, ставят чайник на плиту и ждут, пока он закипит. А теперь та же задача, но вода в чайнике уже есть. Что делают физики? Они зажигают плиту и ставят на нее чайник. Что делают математики? Они проще поступают. Выливают воду из чайника и оказываются в условиях предыдущей задачи. Этот прием математики постоянно используют, когда решают новую для себя задачу. Ее проще разбить на те задачи, которые мы уже умеем решать. Есть другой опорный сигнал — из «Тараса Бульбы»: «Я тебя породил, я тебя и убью». Он уместен, когда при разложении многочлена иногда используется такой метод: какое-либо выражение сначала прибавляют, а затем вычитают. Число «е» (число Эйлера) можно запомнить как 2, 7, далее два раза год рождения Льва Толстого (1828), затем углы равнобедренного прямоугольного треугольника (45, 90 и 45 градусов). Для меня наоборот, я знаю значение числа «е» и теперь уже точно не забуду, когда родился Толстой. Был такой украинский педагог-новатор Виктор Шаталов — очень талантливый актер, но никакой математик. Он считал, что математике можно научить с помощью ассоциативных рядов. Я был у него на лекции, но недолго — не выдержал и сказал, что так математике учить нельзя. Считаю, что для этой науки важнее внутренние связи. Их надо понять, выявить. Я всегда говорю ученикам: «Забыли формулу? Ну и плевать на нее! Важнее, что ты знаешь, как ее получить». 

— Вам как ученому удается отслеживать, что сегодня происходит с математикой? Какие задачи перед ней стоят и как их решают? 

— В общих чертах. Вдаваться в детали — нет сил и времени. Мне повезло, что я лично знаком со многими выдающимися математиками и не только в России. Один из моих самых выдающихся учеников, признанный математик, когда-то привез мне автореферат своей диссертации, я ему говорю: «Илюш, я в твоих абстрактных алгебрах уже ничего не понимаю». Он начинает объяснять. За тенденциями надо следить обязательно и не только математикам. Меня, например, возмущает, когда я читаю в какой-нибудь современной книге, что великая теорема Ферма до сих не доказана. Доказана еще в 1993 году! Я пытался разобраться в доказательстве этой теоремы. Это очень сложно. Конечно, основные идеи я понял. Но чтобы понять каждый механизм, надо прочитать 50 — 100 специальных книг. Недавно Григорию Перельману удалось доказать знаменитую гипотезу Пуанкаре. А сколько таких гипотез до сих пор не доказаны. В 1900 году Гильберт на математическом конгрессе объявил о нескольких проблемах, решение которых может иметь серьезное влияние на развитие математики. До сих пор не все из них решены, даже подходы не везде нащупаны. 

— Какую вы сегодня тему ученикам рассказывали?

— Уравнения касательной.