АРМИЯ ОБОРОНЫ ИЗРАИЛЯ. 2 сентября Израилю Моисеевичу Гельфанду — 95 лет.

И.М. — математик, даже назвать его труды ни я, ни 99 % читателей «ЕС», разумеется, не могут. Но он — человек знаковый, думаю, его имя доброй половине читателей хотя бы смутно известно.

Он менее знаменит, чем Ландау, но они вполне сравнимы.

И по вкладу в науку (и по вкладу в атомный проект СССР в начале 1950-х). И потому, что оба они создали научные школы — две самые мощные в советской науке. Теоретики Ландау и математики Гельфанда. Оба вели знаменитые на весь мир семинары. Оба — безусловные авторитеты не только интеллектуальные, не только в науке, но и в общественных, в моральных вопросах — гуру, ребе. Впрочем, для их среды, для ученых эти вопросы неотделимы собственно от науки. При этом оба — люди, умеющие «делать больно», ироничные, часто беспощадные и злые.

Сам И.М. сформулировал свои пред­ставления о математике так: кра­сота, простота, точность и безумие идей. Теперь представьте, что для него это — не слова, а простое, точное руководство к действию, причем не только в науке, но и в жизни. И вы поймете силу Гельфанда и тягу к общению с ним.

В общем, Гельфанд, как и Лан­дау, — одна из легенд интеллигент­ско-ев­рей­ско-научной Москвы 1950–70 годов: два генератора огромного, часто слепящего интеллектуального света.

Перечислять все титулы И. М. — как раз статьи хватит. Член 10 ведущих академий наук мира, лауреат 9 международных и российских премий и т. д. и т. п.

Самая емкая оценка дана его учителем — Колмогоровым. Он сказал, что в присутствии двух математиков «ощущал присутствие высшего разума». Один из этих двух — И. М.

По всем экспертным оценкам, он входит в число пяти ведущих математиков мира, а после Колмогорова — советский, российский математик № 1, вне конкуренции.

Еврейской математики, как известно, нет — а еврейские математики, как известно, есть. И все они в Москве — как прямые ученики И. М., так и ученики других ученых — концентрировались вокруг Гельфанда, составляли в широком смысле его школу. Хотя, понятно, среди его учеников много «неевреев», но его школа по праву считалась «еврейской» не только из-за пятого пункта своих участников, но и по тому месту, которое она занимала в борьбе, которая шла в советской математике.

Холодная война антисемитов и евреев в советской математике была жестокой. Немало карьер сломалось — а немало и поднялось в этой войне. И дело тут не в банальной конкуренции — процент физиков-ев­ре­ев был ничуть не меньше, но среди физиков антисемитизм был «не в моде», и не было противостояния «русской» и «еврейской» школы (хотя личные национальные предпочтения несомненно были у многих ученых, и русских, и евреев). А вот в математике это деление было четким — еще задолго до государственного антисемитизма, еще с 1930-х. По­том это, конечно, резко усилилось. Почему так обстояли дела именно в математике? Нет четкого ответа. Но это — факт.

Гельфанд в 40 лет стал членкором, получил две Сталинские пре­мии, потом Ленинскую. А вот академиком его не избирали 31 год! Три раза баллотировался — и «пролетал». Академик Леонтович уже спрашивал: может запрещено избирать в академики члена иностранных академий? Но запрещено было избирать главу «еврейских математиков». Причем, это был даже не официальный запрет, а добрая воля самих академиков.

За эти 30 лет академиками по отделению математики стали не менее 30 человек. Были среди них — по оценкам экспертов — и «слабаки» и «крепкие середняки», были и выдающиеся математики: Л. Понтрягин («слепой антисемит», как его звали), наиболее ярый юдофоб в Академии наряду с вечным директором Ма­те­ма­тического института АН академиком И. Ви­но­гра­до­вым — естественные учителя И. Ша­фа­ре­ви­ча, С. Но­виков, Л.Фа­де­ев. Был избран даже один еврей (правда, по Си­бир­скому отделению) Л. Кан­то­ро­вич, будущий Нобелевский лауреат по экономике. Но и самые сильные из них, по общей оценке, не шли в сравнение с Гель­фан­дом. И только в 1984-ом, когда «неизбрание Гель­фан­да» было уже анек­дотом, отделение математики, на­конец, сломалось — пропустило И. М. в академики.

Само собой, за эти годы не был избран ни один еврей член-кор­рес­пон­дент (только в том же 1984-ом «полуеврея» В. Арнольда — кстати, само­го выдающегося нашего математика после Гельфанда — избрали членкором). Постепенно планку опустили до невозможности защитить докторскую, а на мехмат евреев практически не принимали после 1967 года.

Вся эта юдофобская кампания для одних была способом подлизаться к Виноградову, Понтрягину, Тихоно­ву, влиятельным антисемитам, для других — естественным состоянием души, а для третьих — примером «патриотического, государственного под­хода».

Это дало результаты: в 1970–80-е многие евреи математики пытались выдраться из СССР, «сидели в отказе» и т. д.

А когда шлюз открыли, в 1989–91  годы из СССР смыло практически всех силь­ных математиков — совсем не только евреев! Школа Гельфанда, «ар­мия обороны Израиля», во главе с ним самим, почти в полном боевом составе перебралась в США, но обрушилась и вообще вся российская математика. Сегодня из 94 членов от­деления математики Националь­ной АН США — 8 эмигрантов из России, из школы Гельфанда. И не в последнюю очередь это  триумфальный итог многолетней патриотической борьбы с евреями. А вот «анг­ло-саксонские математики США» не патриоты, с евреями и эмигрантами не борются — хотя там тоже люди, с непростыми лично-корпоративными от­ношениями друг к другу.

Что ж — еврейские математики есть, но еврейской математики нет. Все равно где живет ученый — формулы универсальны. А России тем более математики ни к чему — у нас в чести другие ученые, геополитики.

Дорогой И. М.!

Если каким-то чудом эта газета попадет к Вам — может быть Вам будет приятно лишнее подтверждение того, что на исторической родине Вас  помнят, поздравляют и желают, чтобы Вы так же замечательно отметили 100-летие, как 5 лет назад отметили 90-летие.

Как И. М. отмечал 90-летие? Ну, разумеется, международной научной конференцией.