Рослость берез и кажимость воды

Физик и лирик Александр Иличевский прозаик Родился в 1970 г. в Сумгаите (Азербайджан). Окончил факультет общей и прикладной физики Московского физико-технического института. Работал по специальности в Израиле и Америке. Публикует стихи и прозу с середины 1990-х гг. 2005 Премия имени Юрия Казакова за лучший рассказ 2005 г. 2005 Сборник “Ай-Петри” – финалист премии «Большая книга» 2006 Лауреат Бунинской премии 2007 Роман «Матисс» – финалист премии «Большая книга»

У прозаика Александра Иличевского есть и острый глаз, и чуткое сердце, но, увы, нет редактора.

С завтрашнего дня в книжных магазинах появится новый роман 36-летнего писателя Александра Иличевского «Матисс». Его взрывная, лирическая проза обрела изрядную армию поклонников. Предыдущая книга — роман «Ай-Петри», вышедший в начале сентября, — уже сметена с прилавков: три тысячи тиража разошлись за три недели. Некоторые критики уже провозгласили Иличевского гением.

Чтобы не слишком больно разочаровываться, знакомство с ним лучше всего начинать именно с «Матисса» — этот роман качественнее других написан, да и персонажи в нем действуют экзотические. Добродушный бомж Вадя. Его подружка — бомжиха и дурочка Надя. Экс-физик Королев, перемолотый безвременьем 1990-х.

Подробней всего прописана именно судьба Королева — самого близкого автору (и по возрасту, и по образованию) героя. Талантливый ученый, Королев покидает обнищавшую науку, работает расклейщиком объявлений, страховым агентом, торговым координатором, пока не отправляется бродяжничать. Зачарованно и потерянно он странствует по московским паркам, метро, подземным рекам, по собственным снам. В общем, узнаваемо, но лучше всех получилась Надя — по степени авторского сочувствия. Чтобы сберечь ускользающее сознание, бомжиха упорно складывает цифры на чеках — этому ее когда-то научила мама. Пока мама была жива, она все время «выцарапывала дочку из небытия» — упражнениями, разговорами. Теперь Надя собирает чеки и «денюжку» на будущую жизнь — прячет их в зоопарке, чтобы в приступе амнезии напрочь забыть о кладе.

Однако расставив своих персонажей, несколько раз пустив их по кругу московских улиц, Иличевский не знает, что делать с ними дальше. Отправить на юг? И троица совершает исход из Москвы. На читателя обрушивается новая порция пейзажей и полуснов. Их бы править и править безжалостной редакторской рукой. «Из-за того, что обе березы были искривлены в поднимающемся их рослостью воздухе — переломлены словно бы в нем, в то время как другие деревья были переломлены естественным образом — границей воды и атмосферы, благодаря этому как раз и образовалось то “смущение зрения”, то есть кажимость того, что вода, прозрачность подымается не только в воздух плоскости картины, но и в чувственный объем над полотном сетчатки…»

Такого в романе много. Иличевский гонит полотно текста, словно забывая, что он не живописец, не Матисс (о котором в романе полслова), а писатель. И не совершает последнего усилия, не дает себе отчета, что именно он хочет сказать. Послушайте, издатели просто обязаны приставить к Иличевскому фельдфебеля с редакторским образованием, который вовремя подталкивал бы его под локоть и не давал разойтись, захлебнуться в «кажимостях». Который чеканил бы ему на ухо пушкинский афоризм: «Проза требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат». Иначе энергия этого бурного таланта уйдет в песок, а угадываемая в этой прозе перспектива обернется пшиком.

Александр Иличевский. Матисс. М.: Время, 2007