Юлий Ким «прописался» в Новосибирске?

В нашем театре оперы и балета прошлым летом состоялась премьера оперного спектакля «Ревизор», либретто для которого сочинил тоже Юлий Ким. А незадолго до этого он получал у нас почетный знак «Бард России» и денежную премию от учредителей Фонда памяти Владимира Высоцкого.

— Я видел трех «Чонкиных», этот самый лучший. Я совершенно спокойно мог бы рекомендовать этот спектакль на любой всероссийский смотр.

— В настоящий момент на сценах московских театров идут семь моих пьес — семь названий. Ну, правда, они не все полностью мои, вот, например, «Ревизор» отчасти принадлежит перу Николая Васильевича Гоголя и композитору Владимиру Дашкевичу, который является моим соавтором либретто. Кроме того, лучше всего судьба складывается у моих сказок. Одна из них называется «Иван-царевич», другая в подзаголовке — «Иван-дурак». Есть еще «Иван-солдат», у него судьба чуть более печальная, а те две сказки идут на сценах тридцати театров. Что же касается Норильского театра, когда в нем работал Александр Зыков, то там я соперничал, главным образом, с Григорием Гориным и Антоном Павловичем Чеховым, причем я победил.

— Этот вопрос делится на два: что я уже успел сделать и что не успел? Я успел написать много песен и очень много пьес и либретто (это немножко разные вещи, потому что в либретто используется первоисточник). Например, у меня есть либретто по «Недорослю», так все диалоги там — Дениса Ивановича Фонвизина. А все песни и вся компоновка уже мои. Тем же самым я занимался, когда писал либретто по «Зойкиной квартире» Михаила Булгакова, то же самое я делал, когда писал либретто по «Клопу» Маяковского. А есть, конечно, много оригинальных пьес, которые и сегодня идут на сценах театров. Вот это, пожалуй, самая большая — по количеству написанного и по глубине содержания — часть моей литературной деятельности. Есть некоторые пьесы, которыми я очень дорожу и которые еще ждут своего часа и своего режиссера. Одну я написал самой первой в жизни — она получилась огромной, в стихах и в прозе, в четырех актах. Я назвал ее скромно — «Профессор Фауст». Я ее писал пять лет. Пока ее писал, сочинил еще парочку пьес. Но ее пока не поставили, она ждет своего театра. Еще я с большим удовольствием снабжаю своими песенными текстами и музыкой чужие сценарии. Вот недавно поработал с Владимиром Меньшовым, не знаю, осуществится ли его проект. Он впервые в жизни взялся за музыкальное кино, не знаю, что у него получится. Особенно везет на сцене моим сказкам. На сцене театра имени Маяковского поставили мою сказочку «Приключения Красной Шапочки», там немало моих песен — штук пятнадцать, а музыку к ним написал мой любимый композитор Геннадий Гладков.

— Я к этому как раз и подхожу потихонечку. Несколько своих прозаических очерков я собрал в книжку прозы. Они беллетризованы, но все-таки это — мемуарная проза с подлинными именами и сюжетами. Я писал с наслаждением. И пока оторваться от такой мемуарной прозы в сторону беллетристики я не могу. Но об этом подумываю. А может быть, я когда-нибудь напишу приключенческий роман. Очень хочется! И, наконец, в портфеле есть несколько драматургических замыслов, которые я мечтаю осуществить. Что касается песенной поэзии (песенные тексты и стихотворные тексты — это разные вещи, граница между ними нечеткая, но она есть), то хочется писать на музыку Шопена.

— Безусловно, важно и органически необходимо России. Оно не затихает со временем, хотя сколько уже раз это движение «хоронили», говорили после того, как ушел Визбор, ушел Высоцкий: «Все, авторская песня кончилась». А она не умирает, ширится по всей стране, бардовские фестивали там и сям проходят. Авторская песня бессмертна. Нужно всегда проводить разницу между бардовской песней и эстрадной, которая делится на попсовую и роковую. Все это жанры искусства, имеющие право на существование. Другое дело, что хороших попсовых песен меньше, чем плохих. Но то же самое можно сказать и об авторской песне. Если ВСЕ бардовские песни послушать, уши увянут уже на третий час, потому что бардовская песня — это художественная самодеятельность. В своем абсолютном количестве — это песня графоманская. Но без этого моря постоянного сочинительства невозможно появление подлинных талантов. Это — как фольклор. Через бардовское творчество огромные массы людей осваивают культуру и одновременно ее двигают. Оно есть, и будет жить всегда. Бардовская песня по своей природе не рвется на сцену. Ее площадка — это дружеская компания. Интонации дружественного собеседования передаются из поколения в поколение, бардовская песня помогает объединению людей.

— Да, имя у меня тоже не совсем русское, совсем уж получается по имени, что я какой-то латино-восточный человек. Мой отец Ким Черсан был стопроцентным корейцем, но что касается моей матушки, Нины Валентиновны Всесвятской, она — стопроцентная русская женщина и ведет свое происхождение по линии православных священников. Сама фамилия Всесвятская уже об этом говорит. Мой прадед Василий Павлович Всесвятский был главным настоятелем известной в средней России церкви Угорско-Заводского села. Сохранились семейные фотографии. Это — славянин! Так что все мое воспитание прошло в среде русской фамилии и русской семьи, а корейская родня возникла существенно позже. Я с ними познакомился, но к культуре корейского народа не приобщился, так что вы совершенно правы.

— И язык не знаю, хотя корейцы меня не так давно вытащили в Сеул. А я и не упирался, охотно туда поехал. Было замечательное человеческое общение, но сказать, чтобы я как-то проникся этой культурой, что она стала для меня родной, я не могу.

— Да, это совершенно точно. Я хочу поездить по России, потому что есть углы, которые еще не навестил, а мне бы хотелось.

— Я в этом не уверен, потому что уже привык к тому, что снабжаю песнями какую-нибудь постановку или пьесу. Такой прямой песенной лирики, идущей от моих собственных впечатлений, у меня очень мало. Она растворяется в песнях, написанных для театра и кино. А вот стихотворной лирики больше.

— Я думаю, что все зависит от того, как автор в этом самовыражается. Почти все сочинения Моцарта и полотна Гойи написаны по заказу. Две трети песен Высоцкого написаны для постановок. Даже знаменитая его Цыганочка! Для меня это было открытием. В отличие от Высоцкого, моего лирического героя в песнях вы быстро не найдете. Я люблю заниматься стилизациями. Мне хочется выразить не свой характер, а, например, характер Вральмана в «Недоросле». Другое дело, Остап Бендер, его монолог «Белеет мой парус, такой одинокий» — это уже ближе к моему лирическому герою, это уже мои личные ноты.