'Принцип определенности' Кикоина

Не секрет, что за время жизни каждому из нас выпадает большое число встреч, знакомств, привязанностей, симпатий, приобретений, как впрочем, и …. расставаний, разочарований, разрывов, потерь… И, наверняка, можно считать, что повезло, если на жизненном пути появлялись такие люди, встреча с которыми оставляла в душе свой след навсегда. Я не имею в виду в данном случае родителей, семью, и не намерен предлагать сходу «делить мир на своих и чужих». Речь, тем не менее, идет о посторонних нам людях. Знакомство с такими людьми может сыграть решающую роль в судьбе, определить в юности выбор профессии, способствовать заимствованию нравственных принципов, манеры жить, формированию системы жизненных ценностей, внести важные коррективы в формирование характера, личности. Главное, что «образ мыслей и чувств» этих людей запечатлевается в нас навсегда, и они сначала явно, а впоследствии неявно сопровождают нас по жизни. Это и есть учителя в высоком смысле слова. Не из излишней скромности хочу сказать, что я никогда не считал себя ни учеником, ни ближайшим сотрудником Исаака Константиновича Кикоина. Мне просто посчастливилось сначала эпизодически, а в последние годы его жизни достаточно регулярно с ним общаться. И поле общения было сосредоточено, главным образом, вокруг журнала «Квант». Сегодня, когда волей судьбы журнал «Квант» стал существенной частью моей жизни, помимо большой ответственности перед теми, для кого он создавался, - школьниками, учителями, студентами, их родителями, я все чаще и чаще ощущаю ответственность перед его создателями, главным из которых был академик Кикоин. Мне никогда не доводилось особенно об этом размышлять, делиться по этому поводу с кем-нибудь своими мыслями, ни, тем более, фиксировать на бумаге свои раздумья о временах прошлых и настоящих. Однако сейчас, когда я пишу эти воспоминания, и все больше и больше погружаюсь в то удивительное время, я ловлю себя на мысли, что уже давно во мне зрело желание сделать паузу и пристальнее вглядеться в прошлое, да все как-то не складывалось.

А поводом для настоящего разговора с читателем послужил звонок в редакцию журнала «Квант» в конце мая 2006 г. В связи с исполняющимся в 2008 году столетием со дня рождения академика И.К.Кикоина составители готовящейся к изданию книги приглашали и нас принять в ней участие. Не секрет, что И.К.Кикоин лично сыграл решающую роль в создании журнала «Квант». Оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что со стороны академика Кикоина, не знаю, отдавал ли он тогда себе в этом отчет, это был поистине подвижнический жест. Скорее всего, он интуитивно предчувствовал большую важность предстоящего дела, но рассматривал его как простое следование долгу и не более… Среди материалов этой книги должна была быть представлена и та, полная драматизма, высоких порывов и накала страстей история принятия на самом высоком государственном уровне решений и о «рождении» журнала «Квант», и о создании целой системы физико-математических школ-интернатов при ведущих университетах страны. При этом новый журнал для школьников должен был выполнять и инициирующую, и связующую роль в деле поиска и пестования талантов в области физико-математического образования, – будущего достойного пополнения научной элиты как в области фундаментальных исследований, так и для будущих прорывов в технике.

Исаак Константинович Кикоин

Не часто жизнь предлагает такие развороты событий, о возможности осуществления которых просто и не подозреваешь, но при первом же намеке готов в них окунуться не задумываясь. Моя мгновенная внутренняя реакция на тот звонок напомнила ощущение, похожее на случай, как если бы кто-то проговорился о грядущем получении мной долгожданного подарка. Показалось, что сама жизнь предоставляет шанс. Следуя внутреннему голосу, я сказал «да» и пообещал к началу октября подготовить материал для готовящейся книги, – впереди ведь было целое лето….Я и не думал тогда, что моя безусловная готовность написать воспоминания, вызовет чуть позже целую бурю эмоций как накануне ответственного экзамена. Приведет к тому, что я буду вынужден много раз вспоминать, записывать, задавать себе разные вопросы, отвергать уже написанное, что потребуется больше полугода для вынашивания этого небольшого, но очень мне дорогого текста.

Моя первая встреча с ИКК произошла ровно 40 лет назад (эти строки писались в сентябре 2006 года). В учебном расписании осеннего семестра первокурсников физфака МГУ стояли лекции по первому разделу курса общей физики –по «Механике», которые должен был читать академик Кикоин. Сама по себе возможность посещать лекции академика (хотя тогда для меня студента-первокурсника, что академик, что профессор – все это были титулы-добавки, подчеркивающие некий неведомый, но, по-видимому, очень важный статус их носителей) воспринималась как неожиданный поворот судьбы (особенно после школьных уроков по физике). Не могу сказать, что то, как излагал свое представление о механике Ньютона ИКК, способствовало моему прозрению. Но что абсолютно точно, так это то, что я впервые получил возможность познакомиться из первых рук с тем, как настоящие физики воспринимают окружающую действительность. Изложение было удивительно (как я это теперь понимаю) физичным и живым, что принципиально отличало его от школьных шаблонов и схем. Хотя по курсу «Механика» мы уже в школе самостоятельно перелистывали кирпичи-учебники и Хайкина, и Стрелкова… На лекциях ИКК очень важным был момент откровения. Без особого труда мне удавалось в целом следить за логикой изложения, хотя иногда, может быть, не все воспринималось с первого предъявления и требовало самостоятельных размышлений. Это было явно не по-школьному, без излишних упрощений и моделирования, что, в полной мере, я оценил лишь впоследствии… Справедливости ради стоит напомнить, что именно тогда появился на русском языке многотомный курс нобелевского лауреата Р.Фейнмана, который уже в школе занял особое положение среди учебников физики. (Не скрою, что и по сегодняшний день он входит в число моих настольных книг по общему курсу физики, являясь образцом построения курса физики, в котором явно и органично запечатлена яркая индивидуальность его создателя). Едва ли мне было по силам дать истинную оценку этой стороне деятельности ИКК. Помню, что, учитывая вполне естественный студенческий радикализм, некоторые физфаковские радетели-материалисты причисляли тогда, как правило в форме «из уст в уста», Кикоина с его подходом к изложению механики к «чуждым нам» махистам, чем подпускали в наивные студенческие души туман критического недоверия. И лишь спустя много лет, когда я сам стал читать курс общей физики в МГУ и впервые не без удовольствия проштудировал «Механику» Э.Маха, я на этом примере оценил свойственную ИКК самостоятельность подхода к любому делу. Кстати, как я сейчас понимаю, ИКК было в то время ровно столько лет, сколько мне сейчас (вот она, воля судьбы…). Он тогда мне представлялся патриархом…Поэтому пропускать его лекции мне казалось просто неприличным, и я регулярно на них приходил, оставаясь и тогда, когда по какой-то причине его заменял молодой, уже тогда по-моему доцент (на физфаке были очень жесткие условия для роста) В.И.Николаев (как нам объясняли, ученик ИКК). И что удивительно, его манера изложения была намного доходчивей академической, он больше учитывал нашу школьную подготовку, а по конспектам его лекций, уж точно, было намного легче сдавать экзамены. Тем не менее, в моей памяти не осталось никаких личностных воспоминаний о лекциях по общей физике этого самого уважаемого сегодня студентами физфака профессора (о чем свидетельствуют данные объективных опросов студентов). И в этом, по-моему, состоит один из парадоксов преподавания, обусловленный масштабом осуществляющей его личности, что по-разному проявляет себя на малых и больших временах, на близком и далеком расстоянии. Это мои личные ощущения, не имеющие ни малейшего намерения неуважительно отозваться о профессоре В.И.Николаеве (да что ему до моих оценок). Пусть всеми уважаемый ученик не будет излишне строг, когда речь идет о его выдающемся учителе. Возвращаясь к ИКК, мне отчетливо запомнилась его своеобразная манера слегка покачиваться из стороны в сторону в те моменты, когда он что-то рассказывая и доходя да самого главного, вдруг на мгновение замирал, прикрыв глаза, прислушиваясь к произнесенному, как бы смакуя сказанное…Так было и на одной из первых лекций, когда в связи с обсуждением физических понятий «события» и «времени» зашла речь о… «Слове о полку Игореве». В связи с появившимися тогда в исторической литературе сомнениями относительно даты его написания ИКК, с уверенностью ссылаясь на описанное в «Слове…» солнечное затмение, привел свои абсолютно понятные и простые (да, все гениальное –просто..) физически обоснованные соображения (основывавшиеся на законах движения планет солнечной системы) относительно даты обсуждавшегося в произведении события. А, следовательно, и о возможной дате появления упоминания о нем в «Слове…». Во втором семестре лекции по молекулярной физике нам читал другой лектор (кстати, один из команды упомянутых выше критиков), - вот уж где был полный мрак. Сама «Физика» бросала вызов апологетам-материалистам. Мы, студенты-первокурсники, сами того не подозревая, постигали азы диалектики напрямую, ушами и глазами. Большего «отрицания отрицания» и придумать было трудно.

Следующая менее формальная моя встреча с ИКК состоялась в Санкт-Петербурге (тогда Ленинграде) на Всесоюзной олимпиаде по физике. Он возглавлял жюри олимпиады и вел его заседание. Представ абсолютно земным собеседником, он на равных общался со всеми присутствующими, независимо от их статуса, при этом безошибочно вникал в суть задач, и их решений. Мгновенное проникновение в предмет обсуждения, дополненное при этом определенной самоиронией, шутками, придавало изначально серьезному и ответственному мероприятию помимо общей значимости и особое человеческое звучание. Оно вызывало во мне ощущение причастности к чему-то, с одной стороны, значительному, а с другой – к просто общему делу… Начав приблизительно в это время сотрудничать как автор с журналом «Квант», я стал бывать в помещении редакции на Ордынке, и помню то особое почти детское удивление, когда, открывая входную дверь, можно было в отдалении, в нише под рукописным приветствием входящих увидеть сиротливую пару настоящих калош, тех обычных черно-красных, очень большого размера и от времени ставших серо-буромалиновыми. Все это выглядело очень трогательным, но, главное, наполняло мой приход особым содержанием. Я понимал, что ИКК здесь. Да, да он регулярно бывал, читал, обсуждал, переживал. Ведь счастливые годы создания и первых шагов журнала «Квант» остались позади, и теперь предстоял заботливый родительский «глаз, да глаз…».

Именно в помещении редакции на Ордынке несколько лет спустя меня впервые официально представили академику Кикоину. В то лето 1980 года трагически погиб член редколлегии журнала «Квант» Иосиф Шаевич Слободецкий, который, будучи душой журнала, с самого его основания руководил и «Задачником «Кванта». Учитывая, что с 1973 года я стал активным участником олимпиадного движения, входил в предметные комиссии и жюри, участвовал в составлении задач, и иногда находил красивые решения, мне было предложено войти в состав редколлегии (о боги, - наконец, стать сопричастным…) и возглавить этот раздел в журнале – предложение по тому времени невероятное, поскольку среди «композиторов» этого раздела были подлинные корифеи. Судьба явно испытывала мое тщеславие, тестировала на прочность. Вернувшись на землю, я придумал промежуточный вариант своего руководства – в виде триумвирата – А.Зильберман, Е.Сурков и я – медиатор. Свое согласие (а значит и признание всей меры ответственности) я должен был произнести перед ИКК. До сих пор помню его мудрый, спокойный, в чем-то домашний взгляд, но в котором одновременно была выражена и вся серьезность поручаемого мне дела. Я помню, что, стараясь не обнаруживать всех переполняющих меня чувств и не произносить лишних слов, я тогда впервые в жизни дал себе клятву… - «никогда ничем не подвести». ИКК регулярно появлялся на заседаниях редколлегии, которые проходили раз в месяц. Для меня это мероприятие означало тогда очень много. Это была и особая честь, и особое удовольствие, и особая ответственность прямого общения с большим числом уникальных личностей. Все очень серьезно и заинтересовано обсуждали содержание будущих номеров журнала, живо реагировали на происходящее вокруг. Была удивительно захватывающая творческая атмосфера. Создавалось впечатление слаженно играющего симфонического оркестра, которым дирижировал (почему-то напоминавший мне Евгения Мравинского) академик Кикоин.

Следующие мои воспоминания и переживания связаны с 75-летием ИКК. Поскольку было запланировано специальное заседание редколлегии, мы договорились, что в качестве подарка юбиляру будет выпущен самодельный (нетипографский) номер журнала, для которого все руководители традиционных разделов журнала придумают что-то интересное, по возможности, с юмором. Я около недели мучился, составляя юбилейный задачник «Кванта» из 5 задач. Не буду здесь воспроизводить условия всех пяти задач, но за одну из них мне и до сих пор не стыдно. Вот ее условие. «Требуется оценить энергию связи редколлегии журнала «Квант». Решение. «Чтобы оценить энергию связи редколлегии журнала «Квант», нужно ее разогнать, и определить необходимую для этого работу». Как мне казалось, помимо прямого смысла главным в задаче был, если хотите, скрытый подтекст. Ведь не секрет, что «Квант», в силу разных причин, оказывал на некоторых окружающих и …раздражающее воздействие. Но благодаря ИКК он походил на «локоть, который не укусишь». Поэтому задача вроде бы раззадоривала недоброжелателей – мол, «пусть попробуют». Когда на чествовании мне дали слово для приветствия юбиляра, помимо прочего я, следуя общему руслу заседания, зачитал условия и решения всех пяти задач. Мне показалось тогда по улыбке и блеску глаз самого ИКК и аплодисментам членов редколлегии, что задачник получился. Помимо участия в общем подарке, не возбранялось подготовить и индивидуальные сувениры. Зная со слов самого ИКК о его слабости к виртуозам-стеклодувам, создателям вакуумных устройств, я разыскал на физфаке стеклодувную мастерскую. Моя идея состояла в том, чтобы в форме небольшой колбы сделать лампу накаливания. При этом вольфрамовая нить-спираль лампы должна была быть изогнутой в виде рукописного написания фамилии «КИКОИН». Это было сделать проще, поскольку сначала я хотел, чтобы спираль была изогнута в форме кикоинской подписи. На этом мы и сошлись с ее изготовителем. Не могу сказать, что в результате получился шедевр экспериментаторского искусства. Более того, при включении в сеть лампы-колбы на юбилее спустя небольшой промежуток времени после появления долгожданного свечения фамилии нить, как и следовало ожидать, приказала долго жить. Однако юбиляр был очень великодушен и оценил мой прибор одноразового действия. По крайней мере, уходя, он не забыл спросить о лампе (хотя к этому моменту она уже не работала), которую он, может быть, впрочем, из вежливости, взял с собой.

Приблизительно в это же время на заседании редколлегии журнала «Квант» с целью привнесения разнообразия в имеющиеся рубрики и для оживления самих материалов было решено, что время от времени в журнале будут появляться интервью-беседы с интересными людьми – известными в стране физикам и математиками, которые будут готовиться членами редколлегии, а не просто журналистами. На мою долю выпало взять интервью у академика Анатолия Алексеевича Логунова – вице-президента Академии наук, руководителя Научного центра в Протвино и, самое главное, ректора МГУ. Я в то время был всего навсего ассистентом физфака МГУ, поэтому очень скоро понял, что вероятность общения по моей собственной инициативе с практически неуловимым интервьюируемым была «скорее отрицательной», чем нулевой. Еще до того, как я только собирался позвонить в приемную ректора, можно было быть уверенным, что предложенная референтом ректора дата встречи будет впоследствии отменена и не раз. Хотя в определенные дни было точно известно, что ректор появился в МГУ и пробудет у себя на 9 этаже еще некоторое время. Поскольку я согласился выполнить поручение, а появление перед членами редколлегии с пустыми руками было равноценно позорному провалу, ничего не оставалось делать, как обратиться за помощью к самому главному редактору. Мы договорились с ИКК о том, что в очередной раз, когда ректор появляется в МГУ, я тут же звоню ИКК, и он, используя всесильное номенклатурное изобретение- «вертушку», напрямую связывается с ААЛ. По существовавшему тогда порядку на звонок «вертушки» независимо от ранга отвечал сам ее владелец. Такая нехитрая советская мобильная связь с гербом СССР на телефонном аппарате и проводом, для компактности «свернутым» в пружинящую катушку, отчего и получился на просторечье тех, кто ее устанавливал, своеобразный жаргонный симбиоз (хотя, кто знает, на подсознательном уровне это название могло происходить и от слова «вертухай», ведь есть «вертушка», нет «вертушки», все равно это никого не избавляло от «общего колпака»). Не с первого раза сработал намеченный нами сценарий. Во-первых, о появлении ректора в МГУ я узнавал не сразу (не ходить же за ним по пятам), во-вторых, ведь я звонил ИКК по обычному телефону, который мог быть занят, но ведь и ИКК не с каждого места мог дотянуться рукой до «вертушки», даже если и была она не одна. Поначалу, когда ИКК несколько раз дозванивался, ААЛ уже оказывался вне зоны действия университетского аппарата правительственной связи. Возможности получать информацию из других предполагаемых мест нахождения нашего ректора у меня не было, поэтому нужно было набраться терпения. Я столь подробно останавливаюсь на этом незначительном с точки зрения сегодняшнего читателя эпизоде, чтобы еще раз вспомнить, насколько обязательным, терпеливым, немногословным, и доступным даже в незначительном общем деле, невзирая на свой статус и неимоверную занятость, был академик Кикоин. Он пообещал мне помочь и поэтому, не знаю каким-то чудом узнавая мой голос по первому приветствию по телефону, тут же без промедления перезванивал ректору МГУ. И эта операция продолжалась до тех пор, пока он, в конце концов, не договорился о моей встрече с ректором. Что касается самой беседы с ректором, то ААЛ очень охотно и подробно отвечал на все заготовленные мной вопросы, был очень приветлив, с готовностью импровизировал, не обращал внимания на временные рамки общения. Я при этом все время ощущал незримое присутствие ИКК. Ведь очевидно, что ААЛ так нерасчетливо тратил свое драгоценное время только из-за глубокого уважения и нескрываемого почтения к личности ИКК.

Следующей запомнившейся мне «авантюрой» с участием ИКК была моя поездка в Швецию в 1984 году (моя первая индивидуальная командировка в капстрану – это сегодняшнему уху все только что сказанное слышится просто так, как пишется) на Международную олимпиаду по физике в качестве корреспондента журнала «Квант». Вся процедура начиналась с прямого звонка ИКК первому зам.министра, который должен был подтвердить Кикоину включение моего имени в список командируемых в принципе (я напоминаю, что я в то время был рядовым ассистентом МГУ) и согласие руководства Министерства просвещения СССР на выделение соответствующих валютных средств. Долгая процедура оформления документов занимала не меньше трех месяцев, времени все равно, как всегда, не хватало, до самого отъезда никогда ничего не было понятно. Наконец, настал такой момент, когда через три дня начиналась олимпиада. Одновременно со мной в Швецию оформлялась команда школьников-участников олимпиады и двух руководителей, в компании с которыми я и должен был лететь. У них все шло по плану, и загранпаспорта с визами, и билеты на самолет, и наличная валюта уже их ждали в иностранном отделе. А моя ситуация, как это часто бывало, повисла – ни «да», ни «нет». И тогда ИКК без промедления, все по той же «вертушке» позвонил министру М.А.Прокофьеву (у них, насколько мне известно, были теплые неформальные отношения). ИКК знал, как без лишних слов и эмоций добиваться результатов даже в практически безвыходных ситуациях. Он все-таки потрясающе знал нашу систему изнутри. Как впоследствии оказалось, несмотря на полученные ранее заверения второго лица в министерстве, без еще одного прямого звонка Кикоина министру ничего бы не состоялось - система работала в режиме постоянного выжидания удобного момента для отказа. Остановившаяся было машина опять закрутилась. На олимпиаду я полетел с опозданием, совсем один, без команды, но полетел. В этом, как потом оказалось, была по тем временам и своя прелесть. На протяжении всей командировки я принадлежал только себе (может быть, я был слишком наивен). Это была награда за терпение. Возвращались в Москву все вместе. Не стану пересказывать свои ощущения от той поездки, скажу лишь, что все было на уровне чуда, …подаренного мне одним жестом (которого могло и не быть) ИКК. И все потому, что он пообещал. Был бы не я, а кто-то другой, он сделал бы то же самое (и делал, я это точно знаю).

После возвращения из Швеции я позвонил ИКК, и он пригласил меня заехать к нему домой в часы обеда рассказать о поездке и обсудить в неформальной обстановке накопившиеся дела. ИКК с большим вниманием выслушал мои впечатления от олимпиады. Поинтересовался, не младший ли Зигбан (швед, Нобелевский лауреат по физике) возглавлял Международный оргкомитет олимпиады (в своей догадке он оказался абсолютно прав). Когда я от имени Международного оргкомитета вручил ИКК специальную папку участника олимпиады, он, быстро перелистав ее содержимое, с интересом стал разглядывать карту Стокгольма. Мы вместе нашли на ней здание городской Ратуши, в которой проходил прием, устроенный для участников олимпиады королем Швеции Густавом. ИКК отнесся к этому факту с большим одобрением, соглашаясь, что Международные олимпиады школьников вполне могут быть отнесены к разряду событий государственного значения. Узнав, что размещение участников олимпиады происходило в живописном предместье Стокгольма в очень престижном учебном заведении, в котором воспитывались многие выдающиеся политики и общественные деятели, в г. Сигтуна, ИКК вспомнил удивительные подробности, связанные с историей этого города, и опять же оценил королевский размах устроителей олимпиады. Вторым делом, по поводу которого я приехал, была подготовленная мной в раздел «Квант» для младших школьников» статья про давление вообще и давление в жидкости, в частности. Помимо всего прочего я, собственно, связал удивительную округлость дыр в сыре с проявлением закона Паскаля, и, как оказалось, это было не голословно. Поскольку ИКК читал все материалы по физике, и только после его одобрения они появлялись в журнале, то с целью своевременного попадания этого материала (дело было летом, и редколлегия не заседала) в очередной номер журнала, я и хотел его показать ИКК. При обсуждении этой статьи именно тогда я напрямую от ИКК еще раз (после студенческих лет) и выслушал безукоризненное толкование динамики по Маху. Впоследствии я довольно близко познакомился с Г.Я. Мякишевым, мы на протяжении ряда лет часто рассуждали о физике (в основном, во время наших еженедельных встреч в простых банях – своеобразном мужском клубе, который основали физики-альпинисты и альпинисты-физики, меня туда пригласил Г.Я.Мякишев). Геннадий Яковлевич был очень глубоким волевым, и в то же время очень тонким человеком. В последние годы его жизни мы, несмотря на приличную разность возрастов, перешли даже на «ты». В 90-е годы он был основным автором школьных учебников по физике, выполнял эту работу самозабвенно, с большой честностью и любовью. Но даже он подход ИКК к изложению динамики считал менее убедительным, чем тот, которого придерживался он сам. Вот еще один парадокс, когда желание быть услышанным превалирует над желанием слышать. Но, «не судите, да и не судимы будете…». Ведь перед Вечностью - все мы правы…. По-моему, я это впервые услышал от самого ИКК.

Несколько раз, по разным внутрижурнальным и олимпиадным поводам я в обществе члена редколлегии журнала «Квант», легендарного Юлия Менделеевича Брука, к которому ИКК был особенно расположен (как я понимаю, помимо всех других его достоинств, за бескорыстное и подвижническое участие во многих начинаниях ИКК, связанных со школьниками), бывал у ИКК на даче в Жуковке. У меня в памяти остались почему-то зимние визиты, когда мы, обсуждая различные вопросы (как правило, я молчал, идя чуть впереди, и переживал величие момента), прохаживались втроем по аккуратно расчищенной от снега дорожке мимо вековых сосен вокруг замерзшего пруда на территории дачи. Кстати, в состав редколлегии журнала «Квант» нас с ЮМБ включили одновременно, в 1981 году, и в этом мне-новобранцу виделась явная несправедливость. И когда однажды ИКК в разговоре, вдруг вспомнив, что Юля входит в редколлегию не с самого ее начала, почему-то спросил, - как это так получилось, - то, на мгновение задумавшись и почувствовав деликатность момента, сам себе вслух, чтобы не затягивать паузу, как бы принимая на себя ответственность за имевшую место историческую несправедливость, лукаво произнес – «конечно, два медведя в одной берлоге жить не могут…». И сразу «как рукой сняло». ИКК, оказавшись в тупике, сам мгновенно разрядил обстановку. Он был сама мудрость. Кстати, здание двухэтажной дачи характерной планировки и типичной для «средмашевских» строений желтой с белым покраски представляло собой коттедж номенклатурного загородного дома отдыха. Как рассказывал сам ИКК, эту дачу он получил в подарок лично от И.В.Сталина (что удостоверял соответствующий сертификат). Вполне аккуратное скромное внутреннее убранство дома с зачехленными диванами, с фанерованными дубом коридорами и дверьми напоминало скорее казенное помещение, а не частный дом. В нем не ощущалось знакомого по гостеприимным загородным дачам-усадьбам слегка мещанского семейного уюта. Да и нужен ли он был и тогда, и вообще ИКК? Все заботы о его личной жизни взяло на себя государство. И ему, ближайшему соратнику руководителя атомного проекта академика И.В.Курчатова, отдававшему всего себя выполнению труднейших государственных задач, у которого была расписана каждая минута стремительно летящей жизни (ИКК признавался как-то, что так и не успел за жизнь сполна насладиться физикой), мыслимо ли было придавать значение обычным бытовым заморочкам? Вот вам и одна из давних историй про гламурно знаменитую сегодня Жуковку. Скорее, про одного из ее поистине знаменитых жителей …

В конце 60-х годов (прошлого века) после всех своих главных свершений он, едва-едва вырвавшись из-под временного пресса, тут же всерьез обеспокоился состоянием дел со школьной физикой, математикой, серьезной подготовкой, начиная со школьной скамьи, научной смены. Необходимо было на государственном уровне решать другие проблемы, связанные с будущим нашей науки, с целенаправленным воспитанием новых поколений молодых ученых, кому предстояло передать все то, что они–первопроходцы создали. Поэтому при непосредственном участии ИКК и только благодаря его основной координирующей усилия многих других выдающихся личностей роли появились Всероссийские и Всесоюзные олимпиады, физ-мат. интернаты при университетах. Наконец, под личным руководством ИКК стал ежемесячно выходить физико-математический научно-популярный журнал для школьников и учителей «Квант», появилась книжная серия «Библиотечка «Квант». Мне как раз и выпала честь встречаться с удивительным человеком –Исааком Константиновичем Кикоиным, - на этом его последнем, научно-просветительском поприще.

Ушел ИКК внезапно. По крайней мере, для нас. Его хоронили в лютый мороз 30 декабря 1984 года, все близкие и просто любившие его (да и кое-кто из нелюбивших) были без головных уборов. Нахлынуло ощущение какой-то безысходности, покинутости и, я бы даже сказал, незащищенности. Он так много сил и внимания уделял журналу, во все времена был его надежной опорой, защитой, и вдруг мгновенно, без предупреждения, все изменилось, ноги перестали чувствовать землю…Время приостановилось…

Мне кажется, что, несмотря на разные предчувствия и ожидания, около месяца висевшую над журналом завесу таинственности, связанную с недолгим внутриакадемическим противостоянием интересов, история распорядилась справедливо. Главным редактором журнала «Квант» Президиум академии наук назначил директора Института физики твердого тела, создателя одного из подмосковных, как это принято сегодня называть наукоградов, академика Юрия Андреевича Осипьяна. И по настоящее время ЮАО уверенно держит в руках унаследованную от ИКК дирижерскую палочку. С января 1985 года прошло 22 года. Очень многое за это время изменилось и вокруг, и у нас в журнале.

Произойди чудо, и доведись мне сегодня встретиться с ИКК, не на все из поставленных создателем журнала «Квант» вопросов я бы легко нашел ответы. Особенно, когда речь заходит о тираже, который, по сравнению с лучшими из кикоинских времен, упал почти в 100 раз. Но хочется надеяться, что в целом, с учетом всех имевших место катаклизмов, ИКК остался бы нами доволен. По крайней мере, все эти годы и редколлегия, и редакция, претерпев неизбежные изменения, как по числу, так и по составу, старались делать все возможное, а иногда и на грани возможного, чтобы журнал «Квант» оставался верен тем принципам, которые в него заложил ИКК. До сих пор ничего даже близко похожего на журнал «Квант» ни в одной стране мира не появилось. Прямые и косвенные подтверждения этому неоднократно приходилось слышать от руководителей команд школьников на Международных олимпиадах по физике и математике, из заявлений официальных лиц на других представительных Международных форумах деятелей науки и образования. А ведь кто, как не они, первыми улавливают состояние грамотности подрастающего поколения у себя в стране в области естественно-научных дисциплин, посылают при необходимости тревожные сигналы наверх, путем продвижения изданий, переводов наиболее удачных книг, пособий, журналов, всесторонне способствуют росту общественного интереса к науке. Не исключено, что отсутствие аналогов «Кванта» могло быть обусловлено и общими традициями других стран. При этом отдельные статьи и материалы переводились на другие языки и попадали в иностранные издания еще до наступления новейших времен, когда у нас в стране еще не придавали серьезного значения защите авторских прав. Несмотря на многочисленные официальные встречи и доходившие до нас в устной и письменной форме инициативы вполне ответственных ученых, педагогов, известных издателей стран Востока, таких, как Япония, Китай, Сингапур, Корея, регулярного взаимно полезного сотрудничества пока не получилось. Мне кажется, что информационно-технологическая революция, стремительно ворвавшись в жизнь планеты, победно преодолевая все мыслимые пределы воображения, по-новому распорядилась выбором адекватных форм подачи информации. Подключив «всех и вся» к глобальным информационным сетям, она сформировала новый рынок разнообразных ресурсов и услуг в сфере образования.

С другой стороны, в период потепления отношений между СССР и США в конце восьмидесятых, по инициативе американской стороны в лице Национальной ассоциации учителей естественно-научных дисциплин, Американской ассоциации учителей физики, Национального совета учителей математики с привлечением первых лиц двух государств был запущен Международный проект по совместному изданию на английском языке в классическом - бумажном варианте журнала “Quantum”. Благодаря ему мы не утонули в надвигавшейся на страну стихии. Это событие для непосредственных сотрудников журнала оказалось спасительным. Сам журнал “Квант” на некоторое время стал нашим “Исааковым ковчегом”. Потому что все шло к тому, что нашу страну вот-вот должен был охватить настоящий хаос. Ни о какой серьезной поддержке науки и образования со стороны государства не могло быть и речи, не говоря уже о журнале «Квант». Многие ученые, не видя для себя никаких перспектив, уезжали на запад. Так мы начали терять первых своих коллег. Само существование журнала «Квант» стояло под вопросом. За один только 1993 год тираж его подписки упал со 100 до 40 тысяч экземпляров, продолжая катастрофически падать и дальше. Государство не давало никаких гарантий на будущее, централизованная подписная кампания на журнал повисала в воздухе. Стали возникать проблемы и с помещением для редакции. Решающее для нашей поддержки участие принял главный редактор журнала «Квант» академик Ю.А.Осипьян, в то время вице-президент академии наук. Своей директорской властью он предоставил в Московском офисе ИФТТ необходимые помещения для размещения сотрудников редакции. Штаб-квартира журнала «Квант» с тех пор обосновалась на Ленинском проспекте, в доме 64-А. Несколько раз Юрию Андреевичу удавалось убеждать руководство Академии наук в необходимости выделения пусть небольшой, но реальной материальной помощи журналу «Квант». При поддержке Президиума академии наук, существенно опираясь на опыт совместного с партнерами из США выпуска англоязычного журнала “Quantum”, мы рискнули все тяготы организационной и финансово-хозяйственной деятельности по выпуску «Кванта» вывести из-под теряющего на глазах силы и готового придавить всех своим неуправляемым весом государства. Так появилось самостоятельное малое предприятие «Бюро Квантум» - сегодняшний издатель журнала «Квант». Именно тогда дополнительные гонорары, получаемые от иностранного издателя (в последние годы это было Нью-Йоркское представительство издательства «Шпрингер») за статьи и задачи, за художественное оформление, компьютерный набор и первичный перевод на английский язык материалов, подготовку пересылаемой издателю посылки, в целом за участие в проекте сыграли свою позитивную роль. За это время сотрудники редакции имели возможность участия и в международных обменах делегациями учителей и учащихся. Едва ли на это стоило уповать, но факт остается фактом. Тринадцать лет существования ставшего известным по всему миру журнала “Quantum”– побратима «Кванта» -, принесли свою безусловную пользу. И все благодаря тому, что когда-то, в начале 70-х было начато уникальное дело, которое по достоинству было впоследствии оценено на западе, и вылилось в 66 уникальных как в содержательном, так и в художественном плане печатных изданий (годовые подшивки которых украшают мою книжную полку). Они регулярно, один раз в два месяца появлялись именно тогда, когда у нас в стране все шаталось. И несколько раз за эти памятные 13 лет ассоциация американских журналистов присуждала журналу “Quantum” как лучшему научно-популярному журналу года свою ежегодную премию. Сегодня - это уже история, но какая … Кстати, несколько лет именно “Quantum” переиздавался на греческом языке. С тех пор наши авторы знают правильные написания на классическом языке предков не только фамилий великих философов и основоположников современного естествознания, но и своих собственных.

Ну, а сам “Квант”? За эти годы он изменил свой формат, подровнявшись под американского партнера. Изменился дизайн журнала, качество печати, красочность издания, “побелела” бумага, – мы ведь не должны были “ударить в грязь лицом”, впервые оказавшись на рынке печатной продукции. Неизменными, с моей, может быть, и субъективной точки зрения, остаются требования к качеству публикуемых материалов. Я по-прежнему, с нетерпением жду новых публикаций своих любимых коллег, кому было не более 30, когда “Квант” только начинал свое существование. Да, серьезно поредел состав авторов, прошли те времена, когда редакционный портфель невозможно было застегнуть. Но мы стараемся хранить огонь, зажженный ИКК. В память о легендарных основателях журнала “Квант” на его титульном листе из номера в номер печатается состав той первой редакционной коллегии. Помимо бумажного варианта “Кванта” появился полноценный электронный сайт журнала и самостоятельный образовательный портал на его основе. Весной 2007 г. вышел первый тираж полного электронного архива журнала “Квант” на DVD. Практически все материалы журнала “Квант” включены в Единую электронную коллекцию учебных, образовательных и научно-популярных изданий, создаваемую по инициативе Министерства образования и науки России.

В заключение я хотел бы напомнить еще одну житейскую мудрость, которую я впервые услышал от ИКК. Он говорил, что “если Вы что-то сделали быстро, но плохо, то все сразу забудут то, что Вы сделали быстро, а в памяти останется, что плохо, а вот если Вы что-то делали долго, но сделали хорошо, то все скоро забудут, что долго, но будут помнить, что хорошо..” Неимоверно нарушив все оговоренные сроки представления настоящего текста, в качестве единственного оправдания с моей стороны я хотел бы, набравшись наглости, прибегнуть к помощи самого ИКК, сославшись на упомянутое выше высказывание. О чем хотелось бы сказать еще? Жизнь журнала “Квант” продолжается, а значит, будет жива и светлая и благодарная память о его уникальном создателе – академике Исааке Константиновиче Кикоине. Будем ее достойны.