Главная » Учителя, ученики, выпускники » Александр Иличевский: «Выход в финал стал для меня шоком!»
Александр Иличевский: «Выход в финал стал для меня шоком!»
– В прессе вас часто называют «молодым прозаиком». Согласны с таким определением?
– Скидка «молодой прозаик», как и любая фора, приятна и обидна. С одной стороны, три из моих любимых писателей (Бабель, Платонов, Олеша) к тридцати годам все главное уже написали. С другой, существует ощущение внутренней зрелости – или, иными словами, уверенность в том, что написал именно то, что хотел, и именно так, как должно. Это чувство приблизилось только недавно, когда я закончил последний роман «Матисс». С третьей же стороны, мастерство – высшая форма беспомощности.
– Выход в финал «Большой книги» стал для вас неожиданностью?
– Это событие в самом деле стало для меня почти шоком. И тем более я благодарен «Новому миру», а именно Андрею Василевскому, Владимиру Губайловскому, Ирине Бенционовне Роднянской, за выдвижение на премию моей книги «Ай-Петри». И, безусловно, экспертам за внимательное чтение рукописи.
– Вы окончили знаменитую физматшколу имени Колмогорова при МГУ, затем МФТИ, занимались наукой... Как произошел скачок из физиков в лирики? Сказалась ли работа за границей – в Израиле и США?
– Ни о каком скачке в «лирику» я не помышлял. С 13 лет до 22 был полностью поглощен наукой, и это было абсолютным счастьем. Произошло все неожиданно и бесповоротно. Я сидел летом на балконе и решал задачки из третьего тома курса теорфизики. Вернулся с работы отец и протянул мне журнал «Огонек» со словами: «Посмотри, там нашему парню Нобелевскую премию по литературе дали». Я положил журнал на колени и прочел: «Тишина уснувшего переулка /обрастает бемолью, как чешуею рыба, /и коричневая штукатурка /дышит, хлопая жаброй, прелым /воздухом августа, и в горячей /полости горла холодным перлом /перекатывается Гораций». Вот тут у меня и вылетела почва из-под ног. Но я остался высоко в воздухе – и это было куда лучше, чем на земле.
– Читала, что вы записываете планы будущих книг в виде стихотворений – и таким образом уже накопилось три поэтических сборника. То есть вы воспринимаете стихи как «сырье» для прозы?
– Я изначально писал стихи и постепенно стал замечать, что они становятся все длиннее. Тогда я стал писать их в строку. Примерно половина романа «Дом в Мещере» написана прежде в столбик. Считаю, что любая проза должна следовать поэтическим законам. Это вовсе не значит, что подряд все нужно гнать ритмическими периодами или белым стихом. Нет, главное, конечно, чтобы весь рассказ читался с той же глубиной и необъяснимостью, как иное стихотворение. То есть реализация прозы должна опираться на «точку сборки», которая находится в высших областях. У Юрия Казакова есть несколько удивительных примеров – рассказы, которые держатся именно на такой неуловимой опоре: прочитав, ты удивляешься и долго ищешь ее вокруг себя, как вдруг понимаешь, что надо смотреть вверх, в зенит.
– Итак, вы в составе «национальной сборной России по литературе» (так организаторы именуют список финалистов). А какой вид спорта вам ближе?
– В детстве я много занимался хоккеем, был вратарем. На моем счету есть даже один важный матч, выигранный нашей командой «всухую». Это потрясающее ощущение для вратаря, когда он отстоял «сухим». Никогда после я не испытывал такого победного чувства. Нынче же я обожаю путешествия в какую-нибудь глухомань. Считаю это спортом. Сейчас запланировал поход в Монгольский Алтай. Вот только время выкроить осталось.
– Скидка «молодой прозаик», как и любая фора, приятна и обидна. С одной стороны, три из моих любимых писателей (Бабель, Платонов, Олеша) к тридцати годам все главное уже написали. С другой, существует ощущение внутренней зрелости – или, иными словами, уверенность в том, что написал именно то, что хотел, и именно так, как должно. Это чувство приблизилось только недавно, когда я закончил последний роман «Матисс». С третьей же стороны, мастерство – высшая форма беспомощности.
– Выход в финал «Большой книги» стал для вас неожиданностью?
– Это событие в самом деле стало для меня почти шоком. И тем более я благодарен «Новому миру», а именно Андрею Василевскому, Владимиру Губайловскому, Ирине Бенционовне Роднянской, за выдвижение на премию моей книги «Ай-Петри». И, безусловно, экспертам за внимательное чтение рукописи.
– Вы окончили знаменитую физматшколу имени Колмогорова при МГУ, затем МФТИ, занимались наукой... Как произошел скачок из физиков в лирики? Сказалась ли работа за границей – в Израиле и США?
– Ни о каком скачке в «лирику» я не помышлял. С 13 лет до 22 был полностью поглощен наукой, и это было абсолютным счастьем. Произошло все неожиданно и бесповоротно. Я сидел летом на балконе и решал задачки из третьего тома курса теорфизики. Вернулся с работы отец и протянул мне журнал «Огонек» со словами: «Посмотри, там нашему парню Нобелевскую премию по литературе дали». Я положил журнал на колени и прочел: «Тишина уснувшего переулка /обрастает бемолью, как чешуею рыба, /и коричневая штукатурка /дышит, хлопая жаброй, прелым /воздухом августа, и в горячей /полости горла холодным перлом /перекатывается Гораций». Вот тут у меня и вылетела почва из-под ног. Но я остался высоко в воздухе – и это было куда лучше, чем на земле.
– Читала, что вы записываете планы будущих книг в виде стихотворений – и таким образом уже накопилось три поэтических сборника. То есть вы воспринимаете стихи как «сырье» для прозы?
– Я изначально писал стихи и постепенно стал замечать, что они становятся все длиннее. Тогда я стал писать их в строку. Примерно половина романа «Дом в Мещере» написана прежде в столбик. Считаю, что любая проза должна следовать поэтическим законам. Это вовсе не значит, что подряд все нужно гнать ритмическими периодами или белым стихом. Нет, главное, конечно, чтобы весь рассказ читался с той же глубиной и необъяснимостью, как иное стихотворение. То есть реализация прозы должна опираться на «точку сборки», которая находится в высших областях. У Юрия Казакова есть несколько удивительных примеров – рассказы, которые держатся именно на такой неуловимой опоре: прочитав, ты удивляешься и долго ищешь ее вокруг себя, как вдруг понимаешь, что надо смотреть вверх, в зенит.
– Итак, вы в составе «национальной сборной России по литературе» (так организаторы именуют список финалистов). А какой вид спорта вам ближе?
– В детстве я много занимался хоккеем, был вратарем. На моем счету есть даже один важный матч, выигранный нашей командой «всухую». Это потрясающее ощущение для вратаря, когда он отстоял «сухим». Никогда после я не испытывал такого победного чувства. Нынче же я обожаю путешествия в какую-нибудь глухомань. Считаю это спортом. Сейчас запланировал поход в Монгольский Алтай. Вот только время выкроить осталось.